Читать книгу "Поэзия Басё. Перевод и смысл - Алексей Раздорский"

Ранее во время походов Басё неоднократно посещал Исэ, но в одежде буддийского странника он мог прогуливаться только снаружи дворцов. Теперь же он стал уважаемым гостем и имел право участвовать в праздничном шествии вместе с приглашёнными на церемонию важными персонами.

Трудно судить, чья это была заслуга, – самого Басё, хорошо уже известного в этих краях авторитетного поэта и учителя «хайкай», или же это стало результатом содействия в прошлом влиятельного Симадзаки, до недавнего времени руководившего музыкальным сопровождением праздничных церемоний в Исэ.

В этот раз на глазах Басё совершалось необыкновенно красочное ритуальное действие. Он наблюдал за переселением божества из старого дворца в новый и мог подробно осмотреть интерьеры палат и храмов. Целых два дня – 12-го и 13-го сентября, Басё изучал достопримечательности Исэ дзингу.

Пятое по счёту посещение главной святыни японцев, совпавшее с самым значимым праздником храма, стало для поэта наиболее плодотворным. Под впечатлением от увиденного он написал глубокомысленные строки о старой и молодой вишнях, растущих из одного корня. Именно символическое значение преемственности в ритуальной церемонии Сэнгё в Исэ Басё имел в виду, сочиняя известный хайку:

Око раго иппон юкаси умэ-но хана.

Мой вариант перевода:

Жизнь двум сливам Корень даёт, Одна – увядает, Другая – цветёт!

Церемония сэнгё в Исэ

Праздничное шествие монахов

Находясь в Исэ, не слишком далеко от родного уезда Ига, Басё отложил возвращение в Эдо и решил в очередной раз посетить родительский дом.

Сопровождавший Басё во время всего путешествия «в губокую даль» его верный ученик Сора заболел и не смог следовать за учителем. Он присоединился к Басё позже только в самом Ига, где поэт собрался провести зиму. Через некоторое время Сора вернулся в Эдо, а Басё остался в Ига набираться сил в родительском доме. В это время он писал созерцательные или шуточные хайку для души.

Один из таких – предновогодний стих о том, как соседи готовятся встречать Новый год:

Сусухаки ва оно-га тана цуру дайку кана.

13 декабря у японцев – «День чистоты» – «сусу хаки» или «сусу хараи». Когда-то он считался религиозным событием перед празднованием Нового года, но со временем превратился в повсеместный «субботник» в нашем понимании, соблюдаемый большинством населения страны. Священнослужители в этот день мастерят длинные веники из бамбуковых палок и сосновых веток, смахивают пыль и копоть с крыш и стен, чистят всё внутри и снаружи храмовых построек.

Традиция зародилась ещё со времёни эпохи Хэйан, но укрепилась и стала общепринятой после полной уборки в замке Эдо, когда не только служителям культа, но и всем, кто проживал в замке, было приказано тщательно вычистить помещения и внутреннюю территорию.

Когда «день уборки» жилища подходит к концу, домочадцы совершают «до:агэ» – подбрасывают на руках хозяина дома. Вечером все принимают баню «фуро» и отмечают праздник домашними угощениями.

Сусухаки

Уборка в храме Нанася

Многие поэты сочиняли хайку на тему «сусу хаки» или «сусу хараи», имея в виду и духовное очищение человека, но Басё сделал акцент на фигуре плотника. В те времена мастера по дереву очень ценились и были нарасхват, всегда занятые ремонтом чужих строений и изготовлением мебели, но именно в этот день они чистят и ремонтируют только свои дома, отказываясь даже от выгодных заказов:

И плотник дом свой убирает, Хоть дел других невпроворот, «День чистоты» все отмечают, Встречают скоро Новый год!

Шуточный хайку для детей:

Коно танэ то омоиконасадзи то:гараси.

Крупинка зёрнышко всего, Увидишь – даже не поверишь, Что вырастает из него Стручок-красавец – красный перец.

Такой же по духу хайку о баклажане:

Харусамэ я футаба ни моюру насуби данэ.

Баклажана семечку Весенний дождь полил, Двум маленьким листочкам К свету путь открыл.

В некоторых переводах смысл искажается из-за ошибочнойной трактовки старого глагола «моюру» – «раскрываться» – о побегах ростков. Его легко принять за «моэру» – «пылать», «гореть», поэтому встречаются варианты – «листочки пылают как языки пламени».

Настроение отдыха в первые дни весны передает хайку с очень красивым звучанием:

Бусё:са я какиосарэси хару-но амэ.

Ещё бы подремал, Но дождь весенний тёплый, Как будто прикоснувшись, Вставать меня позвал.

В одном из переводов «какиосарэси» – «разбуженный лёгким прикосновением» приняли за «письмо кистью», и хайку совсем потерял смысл – «кисть не поднимается писать о весеннем дожде».

Басё пишет об отдыхе, но залёживаться ему не пришлось. Почти каждый день поэт встречался с местными авторами и принимал участие в конкурсах и творческих собраниях. Не забывал о нём и ближайший друг Гёрай из соседнего Киото. Он сразу же пригласил Басё к себе в дом, узнав из письма поэта-странника об окончании длительного похода. В том письме Басё поделился с Гёраем своими новыми взглядами на поэзию, позднее обобщёнными и сведёнными в концепцию стихосложения «Фуё рюко».

Давая оценку современной поэзии, Басё настаивал на том, что без опоры на фундаментальную классику все новомодные течения становятся поверхностными. Только на прочной базе накопленных шедевров могут рождаться новые значимые произведения. Мода проходит, а вечное остаётся – вот главный постулат обоснований, сформулированных им подробно и включённых в текст путевого дневника «Оку-но хосомити». Именно эту тему два авторитетных поэта – учитель и ученик, обсуждали в поместье Гёрая, в скором времени ставшего знаменитым хайдзином.